c3ec9c9d     

Жмудь Вадим Аркадьевич - Ерундовина



Жмудь Вадим Аркадьевич
Ерундовина
Хмык Крякич был человеком недалекого ума и неординарной злобы.
Злоба его была безвредной, ибо направлена была на предметы неодушевлённые
и мелкие, самые незначительные и недорогие, ибо это было результатом
целенаправленной воспитательной работы его мамы Жужетты Карловны, которая,
будучи особой прижимистой, научила его не срывать злость битьем посуды или
разрыванием рубашек мужа, как это делают большинство женщин, поскольку по
собственному горькому опыту знала, что приобретать новую посуду и рубашки
придется ей же...
В настоящий момент он люто ненавидел огрызок карандаша. Этот огрызок,
конечно, был виноват в тех нехороших словах, которые он написал недавно
Мигли-Муглине. Вернее в тех добрых словах, которые он не написал. Ну, это,
впрочем, почти одно и то же. Конечно! А как же?! Будь этот карандаш длиннее,
да к тому же хорошо отточенным, или лучше был бы он авторучкой "Паркер" -
разве сама рука не требовала бы от её хозяина, чтобы он выводил красивым
почерком нежные признания в любви? Вопрос, не требующий ответа, и всё же Хмык
Крякич отвечал на него утвердительно: "Да, да, да-да-да!!!" Благородные люди
потому такие благородные, что одеваются в шикарные костюмы и пишут шикарными
ручками на дорогой бумаге. Это этого - высокопарность слога и от этого же
изящные манеры. А тут, на клочке бумаги, каким то огрызком карандаша
приходится писать. Да к тому же какого-то несуразного цвета. Ну, будь он, по
крайней мере, розовым, голубым, или на ходой конец синим - это бы еще, куда ни
шло. А тут - какой-то серо-коричневый, не поймешь, что за цвет. Таким ничего
приличного не нарисуешь. Разве что землю в цветочном горшке. Да и земля
хорошая не такого цвета, а черного. И кто только выдумал делать карандаши
такого цвета? Этому огрызку уже и лет бог весть сколько. Ему давно было бы
пора отправляться в помойное ведро, но привычка не выкидывать того, что может
ещё пригодиться, спасла огрызок от этой участи. Спасся... И напрасно! Лучше
было бы ему и вовсе на рождаться на свет. Теперь его ждет ужасная кара за то,
что он разбил несчастное сердце Хмыка Крякича, а может быть, не только его
сердце, но и сердце Мигли-Муглины. Хмык Крякич очень на это надеялся. Сознание
того, что разбито не только твое сердце, но и сердце несостоявшейся подруги
очень греет душу... Теперь только остается придумать кару для этого огрызка.
Она должна быть непомерной, беспрецедентной, ужасной, она должна заставить
содрогнуться миллионы сердец. Сжечь, медленно источить на точилке или отдать
на гниение и съедание червяками - этого было явно недостаточно. Требовалась
пытка - ужасная, грандиозная, вселенских масштабов. А к тому же необходимо
было, чтобы телесные муки этого огрызка были стократно менее значительны, чем
душевные - вот, это мысль! Он должен испытать предательство, он должен
разочароваться во всех и во вся, он должен, он должен, он должен... Так ему,
так!!!
Карандашик был живой. Он был ничтожен, но он был живой. Он не знал, за что
страдает, но он верил, что страдает во имя чего-то высокого... Он верил в
своего бога, он молился на него, он возносил ему хвалы, он считал себя
избранным, потому что каким-то внутренним чутьем угадал, что ему уготовано
особенное мучение, а потому он с радостью взошел на голгофу...
Профессионал
Хмык Крякич снял банную шапочку, промокнул плечи и грудь полотенцем,
придвинул к себе кружку и задумался...
"Пиво пьется не для утоления жажды, а для ощущения равновесия между
т



Содержание раздела