c3ec9c9d     

Житков Б & Шатилов Б - Адмирал



Б.Житков и Б.Шатилов
Адмирал
Было тихо, жарко. Над горячим песком и над морем волновалось марево.
Купальщики на пляже сняли с себя даже трусики. Щурясь и прикрывая головы кто
носовым платком, кто просто рубахой, они смотрели вдаль, в море. В море
что-то глухо бухало, а что, не было видно.
Голые купальщики изнывали от зноя, а старик - в черном пальто, в старой
адмиральской фуражке большим белым блином с огромным козырьком - как бы
вовсе не замечал и не чувствовал июльской духоты и зноя. Он взошел на
песчаный пригорок, расставил, словно укрепил, ноги в песке, подперся палкой
с резиновым набалдашником, надставил козырек стариковской рукой и маленькими
едкими глазками впился в море. Он знал, что это бухает, знал, куда надо
смотреть: недаром на голове у него была старая адмиральская фуражка с
ремешком на двух золотых пуговках.
На старика в черном пальто было жарко смотреть. Купальщики посмеялись
над ним и отвернулись от него. А ему и не надо было никого. Он сам с собой
разговаривал сиплым басом. Говорил он вот что:
- Тэк-с, это, конечно, двенадцатидюймовочкой ахнули. Тэк-с... А это
разрыв... - сказал он, увидев с пригорка то, что за маревом не видели
купальщики. Столб воды далеко у горизонта взлетел вверх, сверкнул на солнце
и рухнул. Через минуту долетел грохот разрыва. - Тьфу ты! Да неужто со
второго?
Старик заволновался, захлопал себя по карману пальто, а хлопать-то было
нечего: большой медный бинокль лежал на своем месте. Все продал старик в
голодные годы, не продал только вот этот бинокль. Этот бинокль подарил ему
когда-то отец, когда он окончил морской кадетский корпус, подарил и сказал:
"Ну, теперь гляди в оба!"
До адмиральского чина дослужился бинокль вместе с хозяином, и старик
тайком называл его "ваше превосходительство".
- А ну-ка, "ваше превосходительство", глянем!
Старик так и впился в море, спокойное, с легкой ласковой зыбью. Он
вертел ролик бинокля и с наслаждением пробегал глазами по сверкающей водной
равнине.
Вот уже 17 лет, с того самого дня, как сняли его с корабля матросы, он,
старый моряк, ни разу не взглянул на море.
На приморской даче, на которой он жил и зимой и летом, окно, выходившее
на море, он приказал завесить плотной занавеской еще раньше того, как он
въехал в эту самую дачу, и строжайше запретил ее трогать. Каждый день,
выходя на прогулку, он брал курс из дверей прямо от моря в берег, в сосновый
лес, а с прогулки возвращался всегда той дорогой, которую сплошной цепью
пересекали дачи и закрывали море. А сегодня вдруг лопнула старая тесемка, на
которой 17 лет болталась зеленая занавеска, занавеска упала, и море -
голубое, ясное - приветливо глянуло на старика в окно. Старик было
выругался, приладил занавеску, хотел задернуть, но встал у окна, посмотрел
на море да так и стоял с полчаса: оцепенело глядел не отрываясь.
Вдруг повернулся и стал поспешно одеваться, надел все, что висело на
вешалке, словно собирался уйти в море и никогда не возвращаться. Он туго
набил кисет табаком, сунул в карман щербатую "миледи" и "его
превосходительство" и торопливо зашагал к морю.
И вот он стоял и смотрел в бинокль и чувствовал, как море переливает в
него всю свою свежесть.
- Так и есть! Со второго прохлопали.
Старик ясно видел пробитый щит - плавучую брезентовую мишень, которую
тащил на буксире небольшой катерок.
- Это Васька! Васька Осипов! - забормотал он волнуясь. - Узнаю письмо
по почерку. Меня не надуете, дорогие товарищи! Комсомольцы-то у вас вроде
для фирмы, а мишени-т



Содержание раздела